Идет время. За плечами почти 57 прожитых лет, а годы детства тяжелого, послевоенного вот они передо мной. Стоит только прикрыть глаза, и недремлющая память воскрешает прошлое. Видения тех далеких лет бегут как кадры в кино. Успевай только следить за ними. И уводит меня нить воспоминаний в родное село Новоспасское на пятую ферму, в страну моего детства, где остались мои друзья и подруги, с которыми ходила в школу, собирала грибы и ягоды, с одной горки каталась на лыжах, чертила лед коньками на спортплощадке. Друзья детства, дорогие подруги. Где вы? Оборвалась связующая ниточка со всеми в связи с переездом в 1966году в Краснозерский район. Живы ли вы? Здоровы ли? До сих пор помню всех своих одноклассников, непростую жизнь в деревне, первые скромные свидания с мальчиком, с которым мы сидели за одной партой и дружили с 7 класса. Он помогал решать мне задачи по физике и геометрии, научил играть в шахматы и вдумчиво читать книги. Потом я поступила в педучилище и почти два года переписывалась с тем самым мальчиком, с которым сидела за одной партой. Мы писали друг другу целомудренные письма. Потом как-то все разладилось. Остались только пачки писем и фотографии. Многие его письма я поместила в свои дневники, а фотографии разместила в интернете. Часто смотрю на фотографии и задаю один и тот же вопрос: как сложилась твоя жизнь, Виктор Михайлович Шмаков? Счастлив ли ты? Самый умный, самый продвинутый ученик нашего класса. Получилось ли у тебя овладеть любимой профессией? Ты мечтал о небе, о самолетах.

   Сейчас по истечении довольно длительного времени не все вспоминается в черных тонах, были у нас и светлые периоды. Так уж устроена душа маленького человека быстро забывать плохое. Казалось бы, девочки, а бывало, не поделив что-нибудь, дрались. Редко, но дрались. Я младше своей сестры Гали была на два года, но заступалась за нее всегда. Она для меня – непререкаемый авторитет. Галя никогда и никому не жаловалась на своих обидчиков. Да и никто в наше время не бежал к мамочке искать помощи.
   Как-то по осени мы возвращались с Галей из школы, и по дороге домой она рассказала мне, что Люська Семенова «доставала» ее сегодня целый день.
- Чего ей от тебя надо? – спросила я.
- Хочет, чтобы я ей подчинялась.
- Во как! И в чем это будет выражаться?- поинтересовалась я.
- Вот скажет она мне «Вытри доску!» Я должна вытирать,- начала перечислять мне Галя круг своих «обязанностей», прописанных ей Люськой.- А я не хочу с ней общаться.
- Давай «навешаем» ей,- предложила я.- Только ты мне должна помочь, потому что она сильнее меня – боюсь, одна я не справлюсь.
- Не надо связываться! Ты же знаешь, что за нее всегда заступается брат, - запротестовала Галя.
- У нас тоже есть брат. Расскажем все ему, попросим, чтобы повлиял как-то на нее.
- Гена за нас заступаться не будет,- уверенно сказала Галя.
- Тогда сами давай отлупим ее. Сколько можно терпеть?- настаивала я на своем.
- Сами не справимся,- сказала, как отрезала Галя.
   Пришли домой, переоделись, поели и только вылезли из-за стола, бабушка сразу же нашла нам работу – отправила за водой. В колодце на нашей улице воды уже не было. Ее к вечеру вычерпывали всю до белой глины. Пришлось идти к следующему, за магазином. Далековато, но что делать. Еще издали мы увидели возле колодца Семениху с девчонками. Они набирали ей воду.
- Что батрачите? – сказала я, подходя к ним.
   Девчонки, молча, отошли в сторону, давая нам возможность набирать воду. Но Люся начала возмущаться:
- Чего приперлись сюда? Это не ваш колодец! Идите к своему и черпайте сколько угодно.
   Я, не обращая внимания на ее крик, привязала веревку к крюку и стала потихоньку опускать ведро. Люсю возмутило мое спокойствие. Она разъяренной фурией подлетела ко мне и оттолкнула от колодца, а потом раскрутила крюк, дернув веревку. Ведро хлюпнулось в воду и, плохо привязанная веревка, соскользнула с крюка и упала вслед за ведром. Тут уж я не выдержала. Как дикая кошка прыгнула я на нее, вцепилась в волосы и изо всех сил начала трепать ее за космы. Она никак не ожидала такого отпора от какой-то соплюхи и в первое мгновение опешила даже. Но быстренько пришла в себя и начала молотить меня кулаками как на ринге. В ярости я не чувствовала боли и продолжала отбиваться, уклоняясь, сколько это было возможно, от ударов. На помощь я не надеялась, а она пришла неожиданно. Галя переборола все-таки в себе страх, а может ей стало жалко меня. Она же видела, что в этом бою я проигрываю. Схватив коромысло, она бросилась меня защищать. Не знаю, смогла бы она ударить мою обидчицу коромыслом. Та просто вовремя отскочила в сторону и закричала на девчонок: - Чего стоите? Бейте их! – Помогать ей никто не захотел. И тогда Люся побежала домой, крича: - Сейчас брата приведу!
   Ее ведра и веревка валялись возле колодца. Конечно, она поздно или рано вернется за ними. Вот только с кем? А потому нам с Галей нужно было быстренько убираться восвояси. Подхватив пустые ведра и коромысло, мы пошли домой. Как на грех, в калитке нос к носу, что называется, столкнулись с бабушкой.
- Где вода? – спросила она.
- Ведро утопили, вместе с веревкой,- сказала Галя.
- Вас куда не пошли, везде одни убытки,- заворчала бабушка. – Идите, докладайте отцу о своих подвигах. Я даже обрадовалась, узнав, что папка дома, думала поможет вытащить ведро, но он сказал: - Ищите пешню и доставайте сами.
   Пешню (большой шест, с крюком на конце) мы взяли у соседей Кожевниковых и с некоторым страхом в душе направились доставать ведро.
   Когда мы пришли к колодцу, там не было ни ведер, ни веревки, ни Люсиного брата. Мы с Галей улеглись на край сруба колодца и начали работать пешней. Веревка цеплялась хорошо, но стоило потянуть пешню вверх, она тут же соскальзывала и плюхалась в воду. Несколько раз зацепляли ведро и оно срывалось. Мы вошли в азарт «ловли» и не услышали, как подошел дядя Валя Федотов, муж нашей двоюродной сестры Тамары.
- Рыбачите? – спросил он, заглядывая в колодец.- Кого ловим?
- Ведро утопили, - сказала я.
   В это время Галя опять подцепила ведро за дужку, и дядя Валя помог нам его вытащить.
- В следующий раз привязывайте веревку покрепче, чтобы вот так не мучиться,- посоветовал он нам и пошел домой. Почти до самого вечера мы носили воду, заполнили все фляги, находившиеся в доме, но никто из Семеновых не подошел к нам с разборками. Может Люся ничего не стала говорить дома. А что, собственно, рассказывать было? Как сама же спровоцировала драку? Может, родители просто не захотели встревать в детские ссоры , а брат, узнав о произошедшем, решил, что сестра и так уже «восстановила справедливость», отметелив меня. Как бы там не было, но нам «этот номер прошел», как говорила наша бабушка.
   Случалось, что в один день происходило несколько «военных баталий», но и побежденные и победители через некоторое время решали уже мирные проблемы. Главными из них были отсутствие денег, однообразие еды: хлеб да картошка. Нет, мы не голодали, просто очень хотелось хоть изредка полакомиться пряником, конфеткой. Бабушка по праздникам стряпала вкусную сдобу, но чаще стряпать – не было муки вольной. Конфеты мама покупала с получки или бабушка со своей пенсии, которую она стала получать очень рано, приносила, когда ящик мармелада, когда десятикилограммовую банку халвы, когда ведро меда. Все эти лакомства быстро съедались, и мы опять мечтали о сладком.
   В послевоенные годы активно производился закуп вторсырья. В село на лошади приезжали заготовители потребкооперации и вели сбор тряпок, пера, костей, металлолома. Тамара, Галя и я попробовали собирать тряпки. Сгребли весь хлам с чердаков дома, у тети Таси, у тети Симы. Заготовитель взвесил наши мешки с тряпьем, долго что-то считал в уме, на счетах и наконец, открыл свой ящик, в котором у него лежали «дефицитные вещи»: деревянная посуда, расписанная под хохлому, бусы, брошки, гребенки, расчески – и еще много всяких нужностей, пригодных в хозяйстве, сказал: «Выбирайте». Тамара взяла деревянную хлебницу, сахарницу и солонку; Галя – бабушке гребенку; мне понравилась брошка в форме пластмассового зеленого листочка, с прикрепленной к нему кисточкой ярко-красной ягоды смородины. Таких ягод я не видела в природе, они показались мне сказочными, а потому особенно притягательными, я не могла оторвать от них взгляда. И когда мне подали эту брошку, я ее сразу же приколола на кофточку и потянулась за ниткой бус из бисера.
- У вас больше нет денег,- сказал заготовитель и захлопнул ящик.
-Вот это и все, что вам дали?! – удивилась мама, когда мы показали ей покупки.
   А бабушка тут же пошла разбираться с приемщиком. Через некоторое время она принесла еще какие-то порошки для окрашивания шерстяной ткани, снизку деревянных прищепок и две расчески.
- Чтобы я больше не видела, как вы тащите в дом тряпье,- сказала она, выкладывая на стол покупки.- Они только наживаются на нас, дураках. Кого она имела ввиду, говоря «они», мы не поняли. На этом наша предпринимательская деятельность закончилась. Потом мы не раз еще собирали и металлолом, и бумагу, но все это было в рамках школьных мероприятий.
   Семья у нас была большая, девять душ, поэтому мы все рано начали работать.
   Старший брат Гена рос высоким, сильным, хорошо сложенным молодым человеком. Уже в 7классе рост у него был метр семьдесят и торс, как у хорошего штангиста. Может поэтому ему доверяли совхозный дойный гурт, не спрашивая про года.
   Сестра Тамара тоже, еще со школьной скамьи начала осваивать профессию животновода. Не все сразу получалось, а потому были и слезы, и разочарования, и обиды на родителей, что «впрягли» в этот непосильный воз, не отговорили, когда она решила однажды летом поработать пояркой.
- Поработай немного, некому больше, - еще и уговаривал Тамару отец.
- Хоть на новую форму себе заработаешь и то ладно,- вторила отцу мать.
- Смотрите, как бы вам самим эта затея дороже не стала,- пыталась возразить родителям бабушка, которая сама много лет проработала телятницей и знала не понаслышке, какой это ответственный труд. Часто даже не по плечу взрослому человеку. - По уходу за телятами много надо знать премудростей, чтобы не допустить падежа.
- Мать, о каких премудростях ты ведешь речь? Она будет только пасти, всю остальную работу будут выполнять опытные поярки,- попытался успокоить бабушку отец.
- Ну, смотрите, вам виднее, кого на работу брать,- съязвила бабушка и ушла от греха подальше, чтобы еще не наговорить чего своему « неразумному» сыну.
   И началась у Тамары «интересная» жизнь полная приключений и неожиданностей. До стоянки, где разместили на лето телят, было три километра. В хорошую погоду отец рано утром увозил ее на мотоцикле. Хуже было, когда шли дожди. Они размывали проселочные дороги, превращая их в сплошное месиво. Тогда к месту работы приходилось добираться пешком. В такие дни бабушка «бросала» на подмогу Тамаре нас с сестрой Галей. Мы уносили ей обед, и пока она отдыхала, приглядывали за стадом и кое-что съестное находили в степи и для себя: щавель, ягоды, сладкие корешки солотки- все шло в пищу.
   Однажды в поле набрели на земляничную полянку с крупными, спелыми ягодами. Отогнав телят в сторонку, начали рвать ягоды в подол платья и ссыпать на Галину шерстяную кофту, которую она расстелила на земле. Мы увлеклись сбором ягод и совсем забыли про телят, а когда вспомнили, их уж и след простыл. Маленькие они еще были, быстро наелись и побежали, задрав хвосты, куда глаза глядят.
   Сорванную ягоду мы оставили на поляне, прикрыв травой, и пошли искать беглянок, боясь одного: как бы они не попали в потраву – поля кругом. Долго искали мы в тот день телят, страху натерпелись, казнили себя за беспечность. А нашлись они сами. Пить, наверное, захотели и пришли к котловану, где в это время купалась Тамара. Увидев своих телят, направляющихся к воде, она выскочила на берег , схватила платье и погнала их на стоянку, куда вскоре пришли и мы за советом, что нам делать? От сестры нам, конечно, попало, но мы уговорили ее, чтобы она ничего не рассказывала родителям. Мы пообещали ей, что больше такого не повторится.
- Идите уже домой, пастушки, - миролюбиво сказала Тамара.
   Мы отыскали свою ягоду, ссыпали ее в ведерко, которое позаимствовали на стоянке у телятниц. Уставшие, но довольные тем, что все хорошо закончилось, отправились домой. Сокращая путь, прошли по территории склада. Там я специально полазила по буртам пшеницы, нагребая ее в сапоги – гостинец для кур. Зачерпнуть ведром – заставят высыпать, а так – никто и не заметит. Быстро пробежали через теткин огород, засаженный картофелем, ограду, пересекли дорогу и вот мы уже дома. Бабушка ничуть не удивилась, увидев ведро ягод.
- Вот так и надо работать, сочетая приятное с полезным, - сказала она, взяла ягоду и пошла в летнюю кухню перебирать ее.
   Что она относила к приятному и полезному в нашем случае, мы не стали уточнять, потому что очень устали за день: пасли телят, набегались за ними, потом долго искали их, собирали ягоды под палящими лучами солнца, длинная дорога – все это было далеко от приятного. Труд, тяжелый, казалось бы, не под силу маленьким девочкам, но мы справились и были рады тому, что хоть как-то помогаем родителям. Они рано начали приучать нас к труду. Спасибо им за это! Будучи взрослой, я взяла девизом своей жизни слова поэта Некрасова, несколько перефразировав их «Все мое спасение в труде и труд мне несет воздаянье – семейство не бьется в нужде».
   Наши родители много работали. Отец от темна до темна в совхозе – он был управляющим. Мама тоже редко сидела сложа руки: стирка, варка, огород. Мы же чаще всего были предоставлены сами себе. Весной мы устраивали походы в лес за грачиными яйцами. Девчонки вместе с пацанами лазили по деревьям и зорили гнезда. В школе, после выходных, нас кто-нибудь «сдавал» учителям, и мы получали нагоняй:
- Вы же ломаете деревья, губите столько птиц, разоряя гнезда, - возмущалась наша учительница. Дома нас за это не ругали, чаще наоборот. Если приносили щавель, бабушка сразу же варила вкусный борщ; нарывали охапками первый лук и чеснок – мы его съедали вприкуску, вприхлебку с супом; грибы в нашей семье любили все, и мама с бабушкой умели их отлично готовить. Так мы старались разнообразить наше меню. В остальное время придумывали всякие игры. Как только появлялись первые проталины, играли в «Лапту». В команду принимали всех желающих: здесь были и молодые женатые мужчины, и взрослые парни, и первоклассники. Приходили и болельщики, которые бурными аплодисментами, одобрительными криками поддерживали нас, что придавало игре особый азарт. Часто играли в войну. Военные годы были еще свежи в памяти для нас, пусть даже понаслышке. Зимой строили блиндажи в снегу, нарывали окопы, делились на белых и красных, то бишь на русских и немцев. Мальчишки присваивали себе военные звания, делали из картона погоны, особенно «отличившихся» бойцов награждали орденами и медалями, вырезанными из бумаги. Девочки, как правило, всегда были санитарками: шили белые сумки через плечо, с красным крестиком посередине, набивали их зеленкой, йодом, ватой, бинтами и даже настоящие шприцы были в комплекте, которыми мы никогда не пользовались, но важно, чтобы они были в наличии. В войну опять же играли ребята всех возрастов, всех принимали и разница в возрасте во время «сражений» не ощущалась. Никто, никого, никогда не избивал. Хоть и было в «военных действиях» все по-взрослому, но плачущих от боли и от обиды я не помню. На нашей «войне» все было по-доброму.
   В старших классах у нас часто проходили всевозможные спартакиады, соревнования по лыжам, бегу. Поэтому, как только снег плотно укладывался, нам физрук выдавал лыжи на дом, и мы почти каждый день совершали пробежки по лыжне, которую натаптывали на уроках физкультуры или просто катались по сугробам.
   В летнее время, по вечерам, вся молодежь села собиралась на спортплощадке, которую оборудовали старшеклассники во главе с физруком Аминевым В. Ф. рядом со школой. Разметили беговую дорожку, волейбольную и баскетбольную площадку, вырыли яму для прыжков в длину, вкопали турник, на котором мы подтягивались, соревнуясь с мальчиками, кто больше «отожмется», лазили по канату, как обезьяны по лианам – никого не пугала высота и боязнь сорваться. Площадку обгородили штакетником и, уходя, мы не забывали закрывать калитку, чтобы не зашла какая-нибудь животина и не оставила после себя «лепешек» на поле.
    До темноты обычно играли в волейбол, когда мяч становилось не видно – в «Ручеек с бегом», «День и ночь» и др. игры. В субботу и воскресенье устраивали танцы. Толя Скибинский или Коля Шевченко приносили гармошку и весь вечер, сменяя друг друга, играли вальсы, современные мелодии песен, а мы танцевали и пели. И опять в общем кругу были взрослые и дети. Когда время переваливало за одиннадцать, кто-нибудь из старших отправлял нас спать. До этого времени родители еще хлопотали с хозяйством и не закрывались. Кто приходил позже, ночевал в летней кухне, где стояла узенькая железная кровать, на которой спал Гена и никто не смел ее занимать без его ведома. Но он нас, сестер, всегда жалел. Когда мы пробегаем и дома закроются, он великодушно разрешал нам занимать его кровать , а сам отправлялся спать в сарай, где обычно зимовала корова, летом ее привязывали во дворе, в летнике. Сарай бабушка мазала, мама с Тамарой его белили на первый раз, а мы его потом в течение лета белили еще на несколько рядов.

   Отец настелил там пол широкими крашеными досками, сорванными в доме во время ремонта, потому что их «поточил» грибок. Отпилил испорченную часть, а все остальное пошло в дело. Пол в сарае мы всегда мыли с удовольствием. В яслях лежало запашистое свежее сено - это была кровать для тех, кто оставался у нас ночевать. Небольшой стол, вместо стульев – чурки – вот и вся мебель в наших «хоромах». Большое окно закрыли плотной цветной тканью. Молодежь в этом прихолабке собиралась вечером. Это были в основном друзья брата Геннадия. Как же нам всем здесь было хорошо и уютно!
   Время неумолимо, его не остановить, и все мы рано или поздно возвращаемся к родным околицам, чтобы укрепиться в своих делах и помыслах, погрузиться душой в вечные, плодотворные родники детства и юности, испить из них живительную влагу.
   Я редко бываю в родной деревне, но всякий раз, когда машина выезжает на заросшую травой, чуть видимую среди бурьянов дорогу в сторону пятой фермы, не существующей уже на карте Барабинского района, трепетно стучит сердце ,и откуда-то приходят воспоминания, картины детства, яркие и красочные. Это и есть самая высокая, светлая память.