Я бы не стала об этом писать – всё давно быльём поросло, но… весна же! По утрам морозец  ещё сковывает мелкие лужи – на большее его уже не хватает. Зато днём солнце греет в полную силу, купается в весенних водах. Ликует вся природа, а с ней и я. Сердце сладко замирает в груди, трепещется, порой пытается вырваться на волю. В такие минуты томно-весеннего очарования хочется верить в чистое-пречистое, как стёклышко – первую любовь!  Генка Живоженко был в меня влюблён с 4 класса. Сидел он сзади и иногда пытался меня доставать:  дёргал за косички, расплетал  бантики, прятал портфель, хотел, чтобы я его поуговаривала  его вернуть.  Я отбивалась от него, как могла. Однажды он написал мне записку с огромным количеством орфографических ошибок: «Давай дружыть. Прихади на синавал. Я буду тибя ждать». Записка «прилетела» ко мне на парту перед самым звонком. Генкин почерк  узнала сразу. Меня очень оскорбили его слова о сеновале, хотя именно там мы, детвора, проводили свободное время: играли в «Прятки», зарываясь в сено; бегали по стогам, догоняя друг друга; придумывали разные другие развлечения, пока однажды нас не попёр оттуда сторож, и мы стали собираться на спортплощадке.
   Почему Генкины слова о сеновале меня оскорбили, я не знаю, но решила расправиться с ним сиюминутно.  И как только учительница вошла в класс и подошла к столу ( а учила меня тогда мама), я встала из-за парты и сказала: «Евгения Яковлевна, вот эту записку мне написал Живоженко». При этом посмотрела на него испепеляющим взглядом: вот, мол, знай наших и нечего писать что нипоподи. Генка сидел какой-то весь взъерошенный, его щёки пылали маковым цветом, а взгляд говорил: «Что же ты топишь меня принародно!» Поглядев на него, пожалела, что отдала записку учительнице. Разобрались бы как-нибудь сами. Но дело сделано и ничего уже не исправишь. Мама записку прочитала,  положила её на стол и холодно сказала: «Разбираться будем после уроков». До конца занятий я ждала вызова «на ковёр». Генка ко мне на переменах не подходил,  оправдываться не собирался. Мама разбираться с нами в школе не стала. Зато когда я пришла домой, накинулась на меня с порога: «Ты что себе позволяешь? – едва сдерживая гнев, говорила она. – Это почему тебе в столь раннем возрасте мальчики пишут такие записочки и назначают свидание на сеновале?!» Под руку ей попался прут (может, это была её «заготовка»), и она больно стеганула меня. Я взвыла не столько от боли, сколько от обиды: «За что ты меня ударила? За то, что попросила у тебя защиты? Почему ты Генке ничего не сказала? Получается ему можно всё, а виноватой всё равно буду я?» «Повода не подавай !»- коротко отрезала мама и ушла на улицу. Наверное, побоялась, что не сдержится и поддаст мне ещё. Но скорее всего, она поняла, что я ни в чём не виновата.
    Я долго плакала от обиды, сидя в своей комнате и успокоилась только тогда, когда решила рассказать всё отцу. «Уж он-то за меня заступится и разберётся с моим обидчиком»,-  думала я. Не рассказала, побоялась, что и он меня не поймёт. Для себя сделала вывод: самой надо учиться дипломатии и не лезть на рожон.  И научилась ладить с парнями и даже управлять ими. У меня много было друзей среди парней. А Гена до 8 класса опекал меня и отшивал всех, кто пытался   хоть как-то приблизиться ко мне. 
    Сколько бы времени не прошло, а память хранит  всё до сих пор в мельчайших подробностях. Идём ли в кино с девочками, я знаю, что мой верный рыцарь место на скамейке уже занял и мне не придётся стоя смотреть фильм. Для него было счастьем покатать меня на велосипеде, и чтобы сидела обязательно на раме. Как он любил танцевать со мной «Кубинское танго» и мне нравилась эта мелодия. Я сказала об этом Генке, и он подарил мне пластинку, где была записана эта мелодия. Потом мы разъехались и стали переписываться. Из армии он писал мне, как любимой девушке, я – как другу детства. Он был первым парнем, который меня  впервые поцеловал. Первый поцелуй в 19 лет! Вот были нравы!
    Ничего у нас не сложилось …  бывает.  Иным годом зацветёт, вспыхнет черёмуха белоснежным озарением,  но в ночь прихватит её весенним морозцем и … никакой завязи. Так и у меня. У многих так. Мы с Геной встретились через 16 лет, после окончания школы. Поговорили всласть о школьных годах, а потом разъехались. Каждый в свою жизнь.
    И вот опять на улице весна! Она не только календарное время года, но и состояние души, когда приходят тихие надежды и лучшие воспоминания прошлого, которые, как хмельное вино, кружат голову. Из окна соседнего дома слышится до боли родная песенка: «Пусть всё могло быть иначе, а вышло так,  сгоряча. Первый любимый мой мальчик, память всё лишнее прячет, но нашу встречу я помню, как сейчас …». Это же пробивается через наслоение лет, как весенний ручеёк из-под снега, моя наивно-светлая школьная юность.