1.13. Первая поездка в город.
  В 1957 году в школу нас пошло четверо: брат Гена - в седьмой класс, Тамара - в пятый, Галя - в третий, я - в первый. Родители нас к школе готовила всех основательно: учили алфавит, писали буквы, много рисовали, считали и даже начинали учить таблицу умножения. А получив отпускные, мама уже заранее знала, куда их потратить: одеть и обуть детей, купить всем книги, письменные принадлежности, портфели. Многого необходимого детям для школы в нашем магазине не было и ей приходилось везти из Барабинска. Добираться до города было очень сложно. Он находился в 20 километрах от нашего села. Казалось бы, и недалеко, но ездить было практически не на чем - одна старенькая машина на все село.  на ней два раза в неделю привозили из города товары первой необходимости. Очереди, желающих уехать до города были огромные, а поскольку и дороги нормальной не было, то шофер дядя Ваня Мирончук отправлялся в путь только в хорошую погоду. Бывало, чуть дождичек пройдет, уже поездка откладывается.
  - Зачем рисковать? - ведь набуксуешься вдоволь, -  говорил дядя Ваня.
  Вот и приходилось маме и всем остальным сельчанам, густо и часто, ходить до города пешком. Шесть километров до трассы - обыкновенная проселочная дорога. В период весенних разливов и осенних дождей ее разбивали, разъезжали машинами и тракторами так, что в отдельных местах нельзя было ни проехать ни пройти. Часто приходилась обходить непролазные участки, забирая далеко в сторону, петляя по лесным колкам, растущим вдоль дороги, перепрыгивая с кочки на кочку, в наиболее заболоченных местах. Не спасали даже резиновые сапоги с длинными голяшками - где-нибудь все равно оступишься, провалишься и наберешь воды непременно. Но я еще не знала обо всех этих трудностях и о поездке в город только мечтала.
  Мне было семь лет, когда мама впервые взяла меня в город. Этот день я запомнила еще потому, что накануне бабушка сшила мне ситцевое розовое платье, в которое я по-детски влюбилась из-за его фасона: рукавчик - фонариком, юбка - шестиклинка с пышной оборкой по низу, и уже во всей моей жизни не было у меня лучшего платья. Много раз стиралось и зашивалось оно, и когда я из него выросла, бабушка положила его на дно сундука намериваясь куда - нибудь еще применить. Но это будет потом, а пока мама аккуратно сворачивает платье и укладывает в свою дорожную сумку приговаривая:
- Оденешь когда приедем в город, а то в дороге перемажешься.
  Меня подняли сегодня с первыми петухами. Я никогда еще так рано не вставала, мне не хотелось покидать теплую постель и уж тем более куда-то идти. Мама не стала меня долго уговаривать. Она просто сказала:
- Если хочешь ехать, вставай и иди умываться.
  Бабушка помогла мне одеться, заставила поесть. Утро было холодное, солнце только-только поднималось из-за горизонта.
  Когда мы с мамой вышли за деревню, я оглянулась назад и подумала: «Вернуться что ли?». Мама, угадав моё настроение, начала рассказывать мне о своем детстве, о жизни у тетки Нюры:
- Нас шестеро у матери было. Трудно было всех прокормить. Вот и забирала меня тетя Нюра к себе периодически. Я нахлебницей быть не хотела, помогала ей, делала все, что было в моих силах: убирала в доме, полола огород, пасла гусей, ухаживала за птицей. За это она мне кое-что покупала: то на кофту даст ткани, то на юбченку, то обувку какую справит. Все матери полегче. Когда училась в педучилище, тетка помогала мне продуктами .. ..
  Я слушала маму и совсем не думала о дороге. Так незаметно мы прошли шесть километров, и я очень обрадовалась, когда мы увидели трассу Здвинск - Барабинск.
  Машины идут одна за одной. Шофера с понятием, знают, что не для праздных развлечений выходят на трассу люди - нужда гонит, поэтому всегда останавливаются, как только видят «голосующего».
  Мама останавливать машину не спешит. Сначала надо отмыться. Снимаем сапоги,  выливаем из них воду, моем ноги, застирываем в кювете чулки и грязные подолы юбок. Туфли и чистые платья в сумке, но переоденемся мы в городе, а пока одеваем старенькие туфли, прячем сапоги в кустах возле дороги.
  Мама останавливает машину, мы усаживаемся с ней в кабину. Шофёр предупреждает нас: «Увидите милиционера, пусть девочка прячется». Я удивленно смотрю на маму: "Куда можно спрятаться в кабине?". Мама показывает мне вниз кабины, куда я должна буду спрятаться.
  Шофер, как бы оправдываясь, говорит:
- Не положено в кабине втроем.
- Да, я знаю, - говорит мама, - но не отправишь же ребенка одного.
 До города еще 14 км. Мама разговаривает с шофером, я смотрю на дорогу.
  Бесконечные дороги Барабы - гравийные, высокие трассы с черной водой в канавах по обе стороны, а гравий скрипит и перестукивает под колёсами, а земля плоская, и сквозь рёв машины и мерное подрагивание жёсткого сидения мне начинает чудится, что я нахожусь на самом краю гигантской долгоиграющей пластинки, и она медленно-медленно вращается подо мной, меняя очертания облаков и расположение берёзовых околков на самом краю видимого мира.
   Постепенно веки тяжелеют, голова начинает болтаться в разные стороны и, наконец, уткнувшись в мамино плечо, я засыпаю. Во сне вижу бабушку. Она бежит за нами прихрамывая, и кричит: «Женя, не покупай ей маленькие туфли! Они будут жать ей ноги!». Мы с мамой убегаем от бабушки и прячемся за берёзками, которые растут недалеко от трассы, и под которыми мы оставили свои мокрые сапоги.
-  Утащат! Утащат! - кричу я.
  Мама трясет меня за плечо. Я открываю глаза и вижу  огромное озеро, стадион,   большие многоэтажные дома, слышу гудки паровозов. Значит, мы уже приехали.  Мама наклоняется ко мне и спрашивает:
- Кого утащат?
- Это я во сне видела, как наши сапоги украли, - говорю я.
  Шофёр смеётся :
- Приснится же такое ребёнку.
- Кому они нужны наши с тобой сапоги, - успокаивает меня мама, говорит шофёру: «Спасибо!» и мы идём отыскивать квартиру родственников Пышковых.
  Жили тётя Оня с дядей Петей в центре города в своём небольшом деревянном домике с высокой тесовой оградой и большими мощными тесовыми воротами. В ограде, доме, сараях, многочисленных пристройках, огороде – везде была чистота и порядок.
  Увидев нас, тётя Оня начала хлопотать, накрывая на стол, попутно разговаривая с мамой, которая приводила себя в порядок в соседней комнате. Из сумки она вытащила наши платья, туфли и начала причёсываться возле большого зеркала. Я прошлась по комнатам, внимательно разглядывая каждый уголок. В трех небольших комнатах я не нашла ничего интересного, необыкновенного. Койки, стулья, этажерки: все просто, обыденно. "У нас лучше", - подумала я про себя и вышла на улицу. Там я заглянула во все пристройки, сараи, отметила, кто и где из животных живет. Коровы в стойле не было; поросенок рылся пятоком в корыте; куры были огорожены сеткой и никуда не разлетались, как у нас: надоест кшикаться целый день. Потом я увидела калитку, ведущую в огород. Вот здесь было на что посмотреть и поудивляться. Всё в нём благоухало! На высоких навозных грядках развалились огурцы. Я потрогала один в половину моей руки и приятно удивилась:
- Ничего себе огурчик!
- Парниковые, поэтому большие, - пояснила подошедшая ко мне Катя, дочь наших родственников. Она была высокая, худая, с огромной копной кудрявых волос. Катя внимательно смотрела на меня, как бы изучая.
- Я таких огурцов даже и не видела, – сказала я.
- Разные сорта бывают, - ответила она. Потом мы полюбовались помидорами, которые висели на мощных кустах, подвязанных к большим палкам выше моего роста. И особое удивление вызвала у меня морковка, вырванная Катей.
- Мама дорогая! Разве такая бывает!
- Ты же в деревне живёшь, разве ничего такого не видела? - спросила Катя
- Такого не видела!. У нас в деревне такое не растёт. Давай  покажем маме морковку, - предложила я.
- Давай. Только помой её, - сказала Катя.
    Я подошла к крану и осторожно начала откручивать его. Как бы я не осторожничала, вода хлынула как из брансбойда, облив меня с ног до головы. Морковку мы помыли в ведре, и Катя повела меня в дом переодеваться. Мама сидела уже за столом в нарядном платье, и когда я ей показала морковку, она ничуть не удивилась.
- Нам бы такое обилие воды, - сказала она.
  Я переоделась, мама перепела мне косичку, мы попили чаю и пошли по магазинам.
    В городе было много интересного и необычного:  и эти мощеные досками тротуары, и большие дома, и магазины, и великое разнообразие всякой всячины в магазинах. Я ничего не просила, ничего не требовала купить, просто стояла у прилавка и смотрела широко открытыми глазами на все, что находилось под стеклянными витринами и  мысленно примеряла на себя. Разглядывать подолгу особо было некогда. Мама не переставала повторять: “Пошли, пошли, не забывай, что нам сегодня нужно возвращаться домой”. И я беспрекословно следовала за ней, боясь потеряться.
    Потом мы зашли в обувной магазин, в котором сверху до низу были набиты полки и на них стояли разные туфли. Мама подвела меня к полкам с детской обувью, и мы стали выбирать мне туфли, а потом мерить, точнее я сама выбирала и мерила - мама со всем соглашалась:
   - Понравились, значит покупаем.
    Продавец предложила упаковать их в коробку, но мама запротестовала:
  - У меня некуда их будет положить с коробкой.
В сумке у неё лежало ещё две пары туфель, которые она купила Гене и Тамаре.
   - Вот теперь можно и домой, - сказала мама, - но сначала зайдем к Пышковым, переоденемся, возьмем вещи.
    Мне так не хотелось уезжать, но я не знала, чтобы такое придумать, чтобы мне разрешили остаться, погостить. Уже дошли до дома Пышковых, а я так ничего и не придумала. Остановилась возле калитки и начала рассматривать щеколду с большой круглой металлической ручкой. Мама опять подгоняет:
   - Пошли, пошли.
   Мы взяли вещи, попрощались с родственниками и пошли к “прощальному” магазину. Народу на остановке было много и мама сразу, наверное, поняла, что ждать машину бесполезно. Мы потихоньку  - потихоньку пошли пешком. Дело к вечеру. Сколько мы не шли по трассе, ни одна машина нас не обогнала. Мама сказала:
   - Пойдем, наверное, по прямой, через Козлиху. На машину надеяться нечего, видно, все прошли.
    "По прямой" выходило 17-18 км и рассчитывать, что нас  довезут, не приходилось вовсе. Машины по этой дороге практически не ездили - солонцы сплошные. Они отпугивали шоферов своими белеющими латками даже в хорошую погоду. Мы свернули с шоссейки и пошли по проселочной дороге, на которой то тут, то там виднелись лужи не высохшие еще после прошедшего, неделю назад, дождя. Вскоре начал накрапывать новый. Ноги заскользили по дороге, стали разъезжаться в разные стороны, идти становилось все труднее. Туфли засасывало в грязь и их порой приходилось вытаскивать руками. Мама  все чаще и чаще приходит мне на помощь, хотя помогать надо бы ей. Она тащит такую тяжелую сумку. Зачем - то купила сливочного масла, комкового сахара для бабушки, круп.  
- Давай  мне  что – нибудь, я  понесу, - прошу у нее.
- Иди уж! Как бы тебя ещё нести не пришлось, – отмахивается  она.
   Я изрядно подустала, иду и  думаю: «Всё, больше никогда не буду  проситься  в  город. Провались он этот город!».
- Вот сейчас пройдем солонцы, дальше будет полегче, - подбадривает меня мама, и опять начинает рассказывать о своей жизни.
   Я опять заслушиваюсь ее рассказами и уже не проклинаю тот час, когда согласилась ехать. С горем пополом, мы добрались до основной дороги, ведущей в село, немного отдыхаем и снова в путь.
- А сапоги когда мы заберем? - спрашиваю я. - Или мы их уже прошли?
- Мы идем другой дорогой, не до сапог сегодня. Отец завтра в город поедет, привезет, - успокаивает меня мама.
   До дома оставалось еще километра три, когда нас на лошади догнал дядя Валя Федотов. Он подвез нас до дома. Бабушка поджидала возле ворот.
-  Чего припозднились? - спросила она.
-  Да вот, почти всю дорогу пешком пришлось добираться, - ответила мама.
Бабушка оглядела меня с ног до головы, взяла за руку и повела в летнюю кухню отмываться. Она налила мне в таз горячей воды  и начала мыть голову, руки, шею: грязь была везде. Когда Галя зашла в кухню и увидела черную воду в тазу, она сказала:
- Тебя то ли волоком тащили?
- Нет, - спокойно ответила я, - я просто падала, дорога была скользкая.
- Ну что? Еще "поедешь"? - с усмешкой спросила она.
- Больше не поеду, никогда не поеду, - сказала я.
Бабушка вылила из таза грязную воду, налила еще и сказала Гале, чтобы она меня ополоснула, а сама пошла в дом за чистым бельем. Галушка расспрашивала меня о поездке, но мне совсем не хотелось ни о чём рассказывать. Уже лёжа в постели, мы немного пошептались с ней. А засыпая, я  опять видела  грязь, грязь, грязь  и  лужи.
    Но прошло время, забылись трудности путешествия, верх взяли хорошие воспоминания о поездке: встреча с родственниками Рогулевыми, Пышковыми, Сартаковыми, Трофимовыми - все они были такими добрыми, гостеприимными, что с ними хотелось встречаться еще и еще и никакие дороги и солончаки не встали бы на моем пути.