— Владимир Александрович, сегодня главный транспорт к МКС как для нас, так и для американцев — корабли «Союз ТМА», которые называют устаревшими, некомфортными для космонавтов и несовременными. На МАКСе был представлен концепт нового шестиместного корабля. В какие сроки он может быть создан и какой носитель будет использоваться для его выведения?

      — Не стал бы столь категорично оценивать существующий космический корабль. Несмотря на длительный период эксплуатации, он надежно выполняет свои задачи и прошел качественную модернизацию. Новый пилотируемый корабль, разрабатываемый сейчас ракетно-космической корпорацией «Энергия», должен появиться у России на рубеже 2018–2020 годов. Мы планируем сделать его унифицированным. По сути, это будет спускаемая шестиместная капсула, в которой в зависимости от решаемых задач будут приборно-агрегатный отсек с двигателем и различные бытовые отсеки.
      Ракету-носитель для такого корабля, по-видимому, следует выбирать в зависимости от конкретной миссии. Например, «Союз-2» способен вывести только капсулу с небольшим двигателем. В случае с большим объемом и весом это может быть средняя «Ангара», вплоть до «Ангары» тяжелого класса. Не забывайте, что у нас еще есть ракета-носитель «Зенит». У нас новый пилотируемый корабль появится к 2020 году, у американцев, возможно, раньше — Orion от Lockheed Martin и Dragon от SpaсeX уже существуют в виде летных образцов.

      — Насколько для России критично отставание в этой гонке?

      — Сегодня необходимо реально осознавать цели создания новых кораблей и понимать, куда на них летать. Снова на станцию вокруг Земли? Существующими средствами мы уже обеспечиваем доставку экипажа и грузов. В другую точку в космосе? В таком случае нужно начинать делать новое средство доставки с улучшенными характеристиками.
      Сегодня мы договорились об использовании МКС до 2020 года и оценке возможности ее использования до 2028 года. С миссиями к МКС «Союз ТМА» справляется идеально. Более надежного и, что немаловажно, дешевого средства доставки космонавтов на МКС в нынешних экономических условиях в мире не существует. Они ведь только формой напоминают прежние «Союзы», а содержание иное: цифровая система управления, другая система сближения и стыковки, модернизированная двигательная установка.
      Кроме того, мы намерены облегчить нахождение человека в ограниченном пространстве корабля. Хотим в следующем году проработать возможность доставки экипажа к станции не за двое суток, а за сутки. А представители NASA официально объявили, что думают о покупке мест на наших «Союзах», отправляющихся к МКС, на период после 2016 года (до 2016 года включительно все свободные места на «Союзах» уже выкуплены NASA. — «Известия»).

      — То есть новые корабли нам пока ни к чему?

      — Мы обсуждаем с европейскими партнерами перспективные пилотируемые станции. Европейцам интересно было бы остаться в ближнем космосе, но не с многоцелевой орбитальной станцией, а сделав ряд небольших орбитальных станций целевой направленности: чтобы в одной шума не было, в другой — соблюдалась идеальная чистота. Каждая для определенного рода исследований. «Союз» годится и для этого.
      Наряду с этим нам скоро предстоит определиться с целесообразностью пилотируемых миссий. Постоянное присутствие человека в космосе не всегда оправданно. И от экспедиций постоянного присутствия нам следует переходить к экспедициям посещения. Вот мы наметили комплекс экспериментов, например, по отработке определенных ключевых решений для перспективных аппаратов, направили экипаж, который отработал все необходимое и вернулся с результатами. Появился новый комплект аппаратуры и надобность получения данных — запустили снова. И мы будем исповедовать такой подход.

      — Если «Союз» настолько востребован и надежен, нет ли смысла делать их больше?

      — Сегодня оптимальный количественный состав экипажа МКС — шесть космонавтов. Из этого числа и исходим при планировании и производстве «Союзов».

      — А космические туристы?

      Космический туризм — это частный бизнес, к которому Роскосмос сегодня относится нейтрально. Мы не будем продавать туристам места на корабле. Тем, кто интересуется такой возможностью, мы говорим: «Теоретически сделать дополнительный «Союз» для туристов можно. Но одно из трех мест на корабле необходимо в обязательном порядке обеспечить командиру, который будет отвечать за безопасность доставки к станции. Помимо корабля нужно будет оплатить ракету, весь комплекс пусковых услуг, обеспечение на орбите, все поисково-спасательные операции при спуске». Вот мы все это считаем, называем сумму и предлагаем платить. Если хотите — пожалуйста, платите, мы сделаем. Но в убыток для космической программы мы, разумеется, работать не будем.

      - Почему так долго не решается вопрос с выделением денег на космодром «Восточный»?

      — Он решается. На сегодняшний день проект федеральной целевой программы по российским космодромам в части «Восточного» находится в правительстве. Мы наконец завершили согласование с Минфином и Минэкономразвития, и документ ушел в правительство.

      — Каковы утвержденные министерствами параметры программы?

      — 81 млрд рублей на период до 2015 года на создание обеспечивающей инфраструктуры космодрома. Все космические технологии финансируются в рамках федеральной космической программы — на эти цели выделено 92 млрд рублей. Таким образом, на «Восточный» до 2015 года включительно у нас есть 173 млрд рублей.

      — Если Россия начинает финансировать свой космодром, то будет ли развиваться «Байконур»?

      — Будет. Сейчас мы с партнерами из Казахстана работаем над определением порядка финансирования проекта «Байтерек». Это стартовый комплекс для «Ангары», и строить его планируется за счет казахстанской стороны. Цену мы объявили — $1,6 млрд со всей инфраструктурой. Нам создание «Байтерека» выгодно. Чем больше запусков будет осуществлять Казахстан, тем больше ракет мы сможем продать. Кроме того, «Байтерек» — еще один вариант для осуществления наших пилотируемых пусков.

      — Проект «Байтерек» существует давно, но вопрос с финансированием Казахстан решить так и не может. Нет ли смысла предложить строить «Байтерек» на деньги, которые Россия платит за аренду «Байконура», — $115 млн в год?

      — На встрече с премьер-министром Казахстана Каримом Масимовым мною был представлен именно такой вариант. Предложили им контролировать каждый цент из этих денег и направлять их на строительство «Байтерека». Казахстанская сторона взяла наши предложения в проработку.

      — Как изменится облик ракетно-космической промышленности в связи с созданием холдингов? Реформа, начатая предыдущей администрацией Роскосмоса, с вашим приходом была заморожена, сценарии объединений пересмотрены. Что будет происходить дальше?

      — Вариант реорганизации, предложенный прежним руководством Роскосмоса, предполагал создание вертикально-интегрированных структур. К примеру, Центр Хруничева делает «Протоны» и в его холдинг объединены все предприятия, завязанные на их выпуск. И на первом этапе такая схема выглядела вполне оправданной. Хотя бы потому, что многие предприятия отрасли, став самостоятельными, теряли чувство меры в ведении ценовой политики.
      С другой стороны, путь «подбирания под себя» не всегда соответствовал той кооперации, которая существовала. Много было необъективного. Сегодня в Роскосмосе есть план создания структур, интегрированных по горизонтальному принципу. Более подробно о нем можно будет рассказать в начале следующего года, когда все детали будут ясны окончательно. Пока же можно говорить о 4–5 больших холдингах. Например, в один из них могут войти тот же «Хруничев» и ЦСКБ «Прогресс». Это будет мощный холдинг по ракетам-носителям.

      — Холдинг по двигателестроению планируется?

      — Рассматривается и такая структура, но пока не определена конфигурация. Он может быть внутриотраслевым, и тогда в него войдут «КБ Химавтоматики», НПО «Энергомаш», Воронежский механический завод и Центр Келдыша. Но часть предприятий по двигательной тематике уже находится в Объединенной двигателестроительной корпорации, дочерней структуре «Оборонпрома». Возможно, есть смысл рассмотреть вариант включения в холдинг и большего числа предприятий. В целом с подходами к формированию холдингов мы определились, осталось утрясти детали.

      — Эти холдинги будут акционерными компаниями?

      — Мы думаем над этим, ведем консультации с Росимуществом и Минэкономразвития. На мой взгляд, сегодня это должны быть государственные организации. По мере того как будут выстроены технологические процессы, их экономика, в последующем возможно их акционирование. Если производить акционирование и 100% оставлять у государства, то это будет ФГУП, который просто назвали акционерным обществом. Директор такого предприятия получает больше прав, он, по сути дела, становится неподконтролен Роскосмосу, переходя в ведение Росимущества.

      — В этом году у России было четыре аварии при запусках, по результатам которых много говорилось о недостаточном контроле качества изделий. Что сделал Роскосмос, чтобы переломить тенденцию к снижению надежности ракетной техники?

      — Во-первых, мы в разы увеличили перечень операций, подлежащих тройному контролю, в том числе объективному, посредством фотографирования и видеозаписи.
      Во-вторых, создали оперативные группы, которые теперь перед каждым запуском смотрят документацию по изготовлению, буквально ищут отклонения от технологических процессов. И выясняются порой интересные вещи: там чуть-чуть отступили, здесь чуть-чуть не докрутили. Обнаруживаются значительные отклонения, которые конструктор в комплексе не оценивал. В результате некоторые пуски были перенесены на более поздние сроки.
      В-третьих, принимая во внимание, что целый ряд нештатных ситуаций — звенья одной цепи ошибок при расчетах полетного задания, мы со следующего года все стенды по отработке полетных заданий дублируем. И ставим в ЦНИИмаше точно такие же стенды, как на предприятиях, чтобы специалисты института не только контролировали полетные задания лишь по отчетам, которые им присылают, но и проверяли на стенде.
      В-четвертых, создаем ведомственную систему контроля качества, которая в том числе предусматривает работу представителя Роскосмоса по контролю процесса изготовления ракетно-космической техники на каждом предприятии. Он не будет заменять собой ни военную приемку, ни ОТК. Но у него будут полномочия вмешиваться в любой производственный процесс. Кроме того, при ЦНИИмаше создается оперативная группа компетентных и авторитетных ученых и технологов. По утверждаемому мной графику они будут ездить по предприятиям, где обязаны будут отвечать на любой их вопрос. В эту группу мы привлекаем как специалистов из военных представительств на предприятиях, которые знают, что такое система контроля, так и самых опытных профессионалов, в том числе тех, кто сейчас на пенсии.
      Наконец, мы готовим предложения по выведению всей стендовой базы с предприятий в одну организацию. Чтобы все испытания проводились независимой организацией, обеспечивая тем самым объективность процесса и результата. Например, у нас есть Испытательный центр ракетно-космической промышленности, на базе которого эффективно можно это сделать.

      — Но ведь не все вещи можно до совершенства довести — тот же «Фобос-Грунт» запускали, прекрасно понимая, что вероятность успешной миссии — процентов 50...

      — «Фобос-Грунт» проектировался и создавался в условиях ограниченного объема средств, которые предопределили рискованные технические решения и вызвали проблемность миссии в целом. Мы стали заложниками этих решений, поскольку были уже связаны обязательствами с Европейским космическим агентством, чьи приборы там стояли, и с китайскими коллегами, чей спутник мы взялись доставить к Марсу вместе с «Фобосом». Кроме того, аппарат создавался очень долго, гарантийные и эксплуатационные сроки многих узлов подходили к концу. И если бы мы не успевали его запустить в «окно» 2011 года для полета к Марсу, нам пришлось бы его просто выбросить, списав в убыток 5 млрд вложенных в него рублей.

      — То есть степень риска миссии «Фобоса» была понятна, но деваться было некуда?

      — Иного пути просто не было. Сегодня нет ясности, почему не запустилась двигательная установка «Фобос-Грунта». Непонятны также частые сбои с нашими аппаратами в тот период, когда они летят над теневой для России стороной Земли — там, где мы не видим аппарат и не принимаем с него телеметрию. Не хочется никого обвинять, но сегодня есть очень мощные средства воздействия на космические аппараты, возможности применения которых нельзя исключать.

      — И как это можно профилактировать?

      — В 2013 году нами будет полностью сформирована система ретрансляции — три спутника «Луч-5», один из которых уже запущен в декабре прошлого года. Они обеспечат нам видимость в режиме реального времени. Мы будем точно знать, что именно и в какой момент происходит.